Каждый, кто хоть раз в жизни имел романтические отношения на расстоянии, знает, как непросто описать свою страсть посредством родной речи. Можно сколь угодно искусно делать любовь с женщиной физически, но вербально ее не выразить никак. Хочется так нежно и чувственно сказать о том, что сделал бы, будь вы рядом, а на словах выходит либо протокол гинекологического обследования, либо слепок со стены туалета ПТУ.
Однажды, когда мне было 10 лет, мальчик с передней парты обернулся и сказал нам с подружкой страшную вещь. Давясь от смеха, этот выродок заявил, что там, где у пятиклассников произрастает жалкий отросток с гордым именем член, у пятиклассниц находится нечто под названием ВЛА-ГА-ЛИ-ЩЕ!
Натянув вязаные теплые рейтузы поверх влагалищ, мы понуро шли домой, гремя ранцами. До этого дня нам так легко жилось с простой детской писей. Между писей и пиписькой мало разницы. Обе они глупы, незатейливы и наивны. И находятся на одной иерархической ступени. Но, имея между ног влагалище, тягаться с членом было уже решительно невозможно.
Ирка вспоминала слова из взрослого лексикона, и мы пытались подобрать из них хоть одно подходящее — все впустую.
Да и влагалище, как оказалось позже, не описывает всей картины, а лишь один, хоть и важный ее аспект. А именно четко показывает, для чего эту часть тела положено использовать и кто тут, вообще говоря, главный. Позже мы узнали про пенис и вагину. Чужеродные слова, призванные как-то успокоить носительниц женских половых признаков и слить воедино влагалище и все сопутствующее окружение.
Но пенис и вагина — слова из книги. Пенис можно ввести в вагину, только если описываешь лабораторный опыт. Но никак не в любовном письме. Единственное русское слово, которое бы определенно и однозначно называло все женское устройство, звучит так ужасно, что употреблять его в романтических целях никак нельзя. По крайней мере до тех пор, пока между вами двоими не возникло достаточно доверия. А когда оно возникло, употреблять его уже неинтересно. Вот разве что ругаться.
Как так получилось, что для обозначения таких важных человеческих частей в великом и могучем языке не нашлось приемлемого слова?
Возможно, дело в том, что русские — суровый северный народ. Они сношаются на протяжении долгой полярной ночи, не снимая серых валенок с кривых коротких ног. Русские делают это медленно, печально и всегда молча. Дают. Входят. Берут. Сосут. Одинокие глаголы без дополнений, потому
что для дополнений не придумано слов. Потом кончают. Просто потому, что любое действие когда-нибудь кончается. А чем именно кончается, по-русски и сказать нельзя.
Как только русский мужик решает рассказать своей раскрасневшейся от возбуждения подруге, как, куда и что именно он хочет, женщина скорчится от смеха, а потом и раззвонит подругам: «Что, так и сказал? А ты че?» — «А я говорю, что моя киска сухая и как раз сейчас в подвале ловит крысу».
И вот стоит мужчина, раскачивая неудовлетворенной страстью. «Ну... туда», «Ну... там», «Ну... это... она... там... у тебя...»
И снова я стираю очередное недописанное эсэмэс. Не хватает мне, соотечественнице Толстых и Достоевских, одного жизненно необходимого слова. Ну хорошо, двух.
Автор - Алиса Мясищева
Комментариев нет:
Отправить комментарий